21 июня по приказу из Москвы полный эшелон офицеров высшего командного состава, без солдат, без вооружения, но с жёнами и детьми прибыл в Брест в военную часть в 13 км от границы.

На следующее утро, 22 июня 1941 года, отец, позавтракав, ушёл на службу, а мама со мной и сестрёнкой отправилась из военного городка с другими жёнами офицеров автобусом на рынок в Брест. После рынка они автобуса не дождались. Обратились к местным жителям: что случилось в городе, почему-то за нами из военного городка автобус не пришёл? Им спокойно ответили: "Говорят, война в 5 утра началась. Офицерши и не знают!". Женщины были удивлены: "Война? Мы живём в 13 км от границы, через лесок, ничего не слышали, мужья утром ушли в часть".

Мне тогда было два года, и этот мамин рассказ о начале войны я запомнила с детства: мама часто рассказывала его родным, вернувшись в Ленинград, тогда уже из Кемеровской области, куда мы эвакуировались после Бреста.

До 20 июня 1941 года мы жили в войсковой части (Казачьи казармы) на Обводном канале. Каждое лето папина часть выезжала из Ленинграда в Токсово на стрельбища, с жёнами, детьми. А осенью 1941 года отец должен был пойти учиться в артиллерийскую академию. По окончании войны с финнами, в которой он принимал участие, папу пригласили в Кремль, в Москву. Сам Калинин поздравлял его с повышением в звании. Майор в 28 лет! Папу ожидала блестящая карьера, об этом говорили в части. Очень любили отца солдаты, ходили к нам домой. Фотографировали его.

Солдатские фотографии по сей день бережно сохранены. Какое чудо, что родители, выезжая в Брест, захватили несколько фото с собой с документами. Всю жизнь смотрю я на эти фотографии. Хоть на них вижу отца.

Я очень любила отца и хотела знать, что с ним, где он.

- Кирочка, когда тебе исполнится 18 лет, я расскажу тебе "семейную тайну". Пока ты маленькая, - говорила мама.

Ах, мамочка моя, что пережило твоё сердце уже в 20 лет! Прости меня, глупую, что так часто беспокоила твою израненную душу! Как поздно я это поняла! Возможно, сейчас я осталась единственной из тех, кто ехал из Ленинграда в Брест в эшелоне в самый канун войны. И остался ли кто в живых из эшелона, который в начале июля ушел из Бреста с нами, последними беженцами. Ведь он был разбомблен фашистами в Пинских болотах.

В том июне 1941 года мне было 2 года 6 месяцев, сестре Вале - 1 год 7 месяцев, маме, Зинаиде Ивановне Волосенко, - 21 год, отцу, майору Ивану Фёдоровичу Волосенко - 28 лет.

Мой отец вместе с другими офицерами был захвачен немцами в плен около 8-9 часов утра 22 июня 1941 года в части, куда мы прибыли накануне. Враг дал возможность в последний раз каждому офицеру с семьёй позавтракать, а потом тихонько, подло взял в плен прямо в части. И вели себя немцы на нашем участке тихо. У нас не было взрывов, бомбежек. Утром в городе работали магазины, кинотеатры. Если бы был шум, не выехали бы жёны офицеров с детьми автобусом из военного городка в Брест на рынок.

Сегодня, всматриваясь в то страшное прошлое, вспоминая хорошо запомнившиеся с детских ранних лет мамины слова, я не понимаю, как могли "забыть и не помнить" о нашем эшелоне с офицерами высшего командного состава, с семьями, без солдат, артиллерии, кавалерии? Подтвердились слова моего отца, сказанные маме при сборах в Брест за 3 дня до начала войны: "В Брест полный эшелон только с высшим комсоставом с семьями, без солдат, артиллерии?.. Это же нарушение военного устава... Это какое-то вредительство, не сниматься с прописки".

Видимо, они предчувствовали, что их хотят стереть с лица земли вместе с семьями, но они были люди военные и приказы обязаны выполнять! Это сегодня мы знаем о предательстве среди самых высших чинов нашей армии.

В сентябре 1939 г. в результате вхождения наших войск в Польшу образовались два так называемых "выступа" - Белостокский и Львовский. И надо было случиться, что они были набиты оружием, боеприпасами, горючкой, обмундированием, продовольствием, медикаментами - всем тем, чего так не хватало блицкригу фюрера. Наши войска уже в мирное время были с ТРЁХ сторон окружены ВРАГОМ. Немецкий генерал Гальдер так и записал в своём дневнике: "Вермахтом захвачены запасы просто небывалые" (газета "НП", №26 от 23.06.2005 г.). Позвольте ещё процитировать автора этой статьи: "...сталинские соколы организуют "котёл" под Киевом - подставляют 665.000 советских солдат, из которых мало кто доживёт до победы, чтобы рассказать об этом злодеянии - уж тут гитлеровцы постараются от души". Это 11-17 августа 1941 г.

8 июля 1941 г. советские военные расстреляли моего отца, майора Волосенко Ивана Фёдоровича. С этого дня моя мама до конца своей жизни (1976 г.) НИКОГДА НЕ ПРАЗДНОВАЛА 24 июля - свой день рождения.

После войны все ожидали возвращения моего отца с фронта, не могли поверить, что Иван погиб. Они, наши родные, не знали всей правды о нем, и что он никогда, никогда к нам не придёт. Только мама знала правду, но ничего не могла сказать. Она помнила ту беседу в Бресте и весь ужас, всё горе, что ей пришлось пережить.

8 июля 1941 г. один из "сталинских соколов" с группой солдат, ведя моего отца на расстрел, произнёс: "Ну, кому теперь ты нужен, такой красавец?", - видя изуродованного в плену у немцев отца (вытекший глаз, повисшие на коже переломанные кисти рук).

После расстрела 8 июля маму вызвали в Брест в комендатуру военные и рассказали всю правду об отце, о том, каким он вернулся из плена. Видимо, ему поверили, потому что его рассказ спас жизнь нам, маме и дочерям. Немцы, "потешаясь", выкинули его, потому что хорошо знали, что русские отца расстреляют. Хотя предали его, конечно, свои.

"Уезжайте быстро из Бреста и никогда нигде, никому об этом не говорите, если хотите сохранить жизни себе и девочкам! НИГДЕ, НИКОГДА не поднимайте вопрос об аттестате как жена офицера. Не напоминайте о своём существовании. А мы напишем в деле вашего мужа о вас с детьми - "выбыли в неизвестном направлении". Вам не надо искать и ожидать его".

Эти командиры Бреста, узнав от моего отца и мамы об эшелоне из Ленинграда (допустим, они не знали), всё поняли, и, хотя должны были выполнить приказ СВЕРХУ - "РАССТРЕЛИВАТЬ НЕ РАССУЖДАЯ", сохранили нам троим жизни. Они понимали, что может произойти после услышанного с худенькой, невысокой молодой женщиной, матерью двоих маленьких детей, и дали команду солдатам сопровождать нас. Эти солдаты сопровождали моего отца на расстрел и слышали издевательские слова "сталинского сокола" в его адрес. "Он, что, не понял, что перенёс ваш муж в плену, что чувствует, идя на расстрел и слыша такие слова от русского же офицера?", - говорили они маме, жалея отца и маму и ненавидя этого офицера, шли и плевались. Они утешали плачущую женщину, сами едва сдерживая слёзы.

Вот такие-то победители Гитлера миллионами гибли, но победили! Эти брестские герои были правдивы, честны, откровенны, они говорили правду, горькую, но правду моей маме.

"Мне не хотелось больше жить, - рассказывала мама, - уйти на фронт и погибнуть, но у меня есть вы, две маленькие дочки. Что будет с вами? Кому я вас оставлю в Бресте? Нам сохранили жизнь, но как можно жить с такой болью в сердце?"

Мы срочно выезжали из Бреста. Мне 2,5 года, и я отчётливо помню наш отъезд пассажирским поездом. Даже погоду, тихую, тёплую, серую, помню. Мама в шляпке и в сером костюме, на высоких каблуках. Я стою рядом с мамой справа, а слева возле мамы 2 чемодана - большой чёрный и меньше - серый, красивый. Никакой бомбёжки, но очень много людей.

Наш поезд ближе к Пинску нагнали немецкие самолёты, начали сбрасывать на идущий эшелон бомбы. Мать посадила нас с сестрёнкой на колени, укрыв головы своим пиджаком, чтобы детские глаза и уши не видели и не слышали раненых, месиво, кровь, плач, стоны... "А немец продолжает бомбить, пусть убьёт так всех трёх сразу, чтобы никто не мучился... - потом рассказывала мама. - От немцев нам пришлось скрываться в Пинских болотах". После войны, когда маме было очень плохо, она начинала плакать, приговаривая моей бабушке: "Мама, но почему, почему тогда бомба не упала на нас троих? Лучше б было, чтоб нас убило". Господи, сколько раз я это слышала в детстве!

Вот она, горькая правда. Другой правды я не знаю. Приказ был выполнен, но какой ценой? Не забывайте об этом эшелоне, полном офицеров высшего командного состава с жёнами и детьми!

Моя маленькая сестра умерла во время войны. С конца 90-х годов, преодолев мамин страх, я начала обращаться в архивы. Как сообщила военная прокуратура Московского военного округа в 2002 году, мой отец, приговоренный 8 июля 1941 года военным трибуналом к расстрелу, реабилитирован в соответствии с Законом "О жертвах политических репрессий". Но в военных архивах нет ни слова о том, что мой отец был участником Финской войны, что он приглашался в Кремль, что ему было присвоено звание майора. Везде Иван Федорович Волосенко фигурирует как старший лейтенант. Зато о семье лейтенанта Волосенко в архивах отмечено: "выбыла в неизвестном направлении...".

Всю свою сознательную жизнь я читаю книги о войне, воспоминания военачальников, деятелей культуры, писателей, солдат. И нигде ни слова о том, что 22 июня в Бресте шла обычная жизнь, люди ходили на рынок, в кино, жили мирной жизнью... Остались ли свидетели, которые подтвердят правоту рассказов моей мамы? Или правда о первых часах войны 22 июня 1941 года в Бресте никогда не войдёт в историю?